Прозрачный мир

Прозрачный мир... Такой живой и странный. Он вошел в него однажды ночью. Утром он уже не помнил почти ничего. Какие-то обрывки этого сна-мира еще кружили в его памяти, напоминая легкие красивые листья, когда они падают с деревьев осенью и ложатся под ноги. Но взять эти кусочки прозрачного мира и рассмотреть, как красивые осенние листья, возможности не было. Маленький город и большой дом, в котором его ждали отец и мать. Как он хотел бы снова увидеть их днем. Как давно был этот мир, в котором действительно жил он и его родители. Таким призрачный казался он сейчас. Но ночью - ночью он становился обычным реальным миром. И он пытался вспомнить днем, что же говорила ему мама во сне, и как прекрасно и тепло было освещено пространство вокруг дома, где они жили. Теплое освещение согревало душу и слова матери, несмотря на то, что он почти уже не помнил их днем помогали ему жить. Жить в этом сумасшедшем мире. В мире, наполненном куда-то вечно спешащими людьми, и пустом одновременно. Работа. Дом. Работа. И снова - работа, дом, работа. И пустота... И этот прозрачный мир сна становился даже более реальным и нужным ему по сравнению с днями, в которых он жил. Во снах было тепло и любовь казалось воплотилась во всем - в доме, в котором жили его родители, в деревьях вокруг дома, в теплом свете, льющимся из окон, в чайнике, стоящем на столе и даже в старенькой чашке с трещиной, в которую мама наливала ему чай. Эта чашка была реальной в дневной жизни. Он брал ее в руки утром и улыбался своим мыслям о том, что он как будто все же сумел оставить что-то из своего сна для дня. На чашке был нарисован какой-то город. "Еще один город, - думал он, улыбаясь. - Это, пожалуй, уже третий город, который у меня есть - сон, Петербург и этот нарисованный и незнакомый. Этот я могу держать в руках. Смешно... Город, который помещается в ладонях. И он, пожалуй, все же наиболее реальный и ощутимый из всех тех, которые у меня есть". А Петербург подарил ему встречу. Так думал он. Драгоценный подарок. И девушка казалась прозрачной и нежной. И чувство к ней так красиво было создано из вечеров, в которых они вместе были, из запаха осенних последних цветов и разноцветных закатов, в которые, казалось, они шли, как еще в один мир, когда гуляли вместе по длинной прямой дороге. И Петербург стал для него немного более реальным и ощутимым, а девушка вошла в его жизнь и его мир, став его женой. Он впустил ее и в мир сна, рассказав о встречах с матерью и отцом в странном городе. Он впустил ее в свой Петербург, показав ей свои любимые места в этом городе. И он даже открыл ей мир города, нарисованного на старой чашке, рассказав о том, что думает, когда берет ее в руки. Он открыл ей все двери, рассчитывая на то, что ее нежности и прозрачности хватит для того, чтобы не разрушить его хрупкий мир, состоящий из нескольких еще более призрачных миров. Она часто молчала. И он не понимал, нужен ли ей его мир, а немного позже он понял, что, видимо, и он сам ей тоже не нужен. И когда, однажды вспылив, она стала говорить ему все, что думала уже давно, он просто видел, как рушиться и, растворяясь в воздухе, уходит от него и его любимый мир сна, и Петербург, и нарисованный на чашке город, который она разбила, бросив с ожесточением чашку на пол, и сказав слова. Те слова... Она ушла из его жизни. Она не любила его. И оставшись один без своих немного наивных прозрачных миров, без придуманного города на старой чашке, и без любимых мест в Петербурге, потому что он больше не видел их так, как видел раньше, он сказал сам себе, что прозрачность души нельзя доверять никому. Потому что так темно и одиноко ему не было еще никогда.